Авиакатастрофы

Авария самолёта Су-25УБ 20 декабря 1994 года в 10 часов 38 минут

ИЗ СЛУЖЕБНОГО ДОКУМЕНТА:

"20 декабря 1994 года на аэродроме "Краснодар-Центральный" произошла авария самолета СУ-25УБ. Экипаж в сложной аварийной обстановке действовал грамотно, жертв и разрушений нет. В состав экипажа входили:

— старший летчик-испытатель 1-го класса полковник Воронов В.Н., участник государственных испытаний авиационных комплексов СУ-27УБ, СУ-27ПУ, СУ-25Т, в качестве ведущего летчика-испытателя провел ряд сложных испытаний самолетов СУ-25УБ и МИГ-29, общий налет 2450 часов;

— старший штурман-испытатель 1-го класса подполковник Юртаев В.И., участник ряда испытаний прицельно-навигационных комплексов и комплексов перехвата воздушных целей, общий налет 2613 часов..."

Задача, поставленная в тот декабрьский день перед экипажем самолета СУ-25УБ в составе: старшего летчика-испытателя 1-го класса полковника В.Воронова и старшего штурмана-испытателя 1-го класса подполковника В.Юртаева с учетом их высокой профессиональной подготовки была более чем прозаической: проверка работоспособности самолетных систем и порядка выработки топлива. Им, проведшим в кабинах самолетов тысячи часов, повидавшим разные виды, такое задание было сродни возвращению в курсантскую молодость с ее торжественными полетами по кругу.

Оживленно переговариваясь, летчики подошли к самолету, приняли доклад техника, исполнили отработанный за многие годы службы необходимый предполетный ритуал. Машина была готова, ничто не вызывало сомнений. Можно в небо! Энергично взбежав по стремянкам, пилоты привычно заняли свои места в кабинах.

Настроение экипажа можно было понять: после облета они должны были перегнать штурмовик на аэродром своего родного Летно-испытатепьного центра во Владимировку. Это означало для офицеров одно — конец командировке, конец опостылевшему гостиничному бытию.

Самолет вздрогнул: турбины стали набирать обороты, запели свою грозную песню. Привычный обзор приборной панели: все отлично, все штатно. Колпаки кабины медленно опустились над летчиками.

Никто из них в те минуты и подумать не мог, что всего через полчаса произойдут события, подспудное ожидание которых всегда живет в душе каждого летчика неприятным холодком...

Ровно в 10.00 самолет оторвался от взлетно-посадочной полосы и, убрав шасси, с набором высоты ушел в зону для выполнения задания.

Погода выдалась прекрасной, воздушная обстановка и того лучше: рядом, в соседней зоне, находился всего один самолет. Да, а вот, кстати, и он: поблескивая стеклами кабины, вдалеке солидно прошел собрат по небу фронтовой бомбардировщик СУ-24. "Сухарь" величаво удалялся. Итак, в небе был полный порядок, связь с землей поддерживалась устойчивая, самолет был нежен и послушен, все его системы работали убаюкивающее нормально. Летчики, спокойно наблюдая за приборами, повели неспешный разговор о своем. Они могли себе это позволить — столько лет в небе...

На 25-й минуте полетная идиллия неожиданно нарушилось: на приборной панели вдруг прошла команда "Пожар правого". Только быстрое движение глаз выдало внимание летчика. Он плавно убрал обороты правого двигателя на малый газ — и команда снялась. Ложное срабатывание? Что ж, бывает... Но внимание к панели у летчика не снялось: ну как ты там, правый? Правый был, похоже, в порядке. Мерно пели обе турбины, штурмовик легко и изящно скользил в морозной синеве зимнего неба.

Опять скользнул острый взгляд летчика на приборную доску. Скользнул и остался на ней: вновь настойчиво замигала лампа "Пожар правого". Значит, все-таки пожар? Да, ситуация становилась угрожающей. Надо немедленно возвращаться. Дай Бог, чтобы все же ложное срабатывание...

Доложив руководителю полетов Герою Советского Союза подполковнику В.Гончаренко, летчики запросили посадку по укороченному маршруту. "Добро",— ответил аэродром. Гончаренко не слишком-то встревожился: если в небе такие асы,..

Между тем события в небе развивались стремительно. При подходе к аэродрому — до него оставалось уже совсем немного — давление во 2-й гидросистеме неожиданно упало до "0". Летчики мгновенно принимают решение — выключить правый двигатель.

Аэродром все ближе, ближе. Вот, наконец, она, долгожданная лента серой бетонной полосы. Давай, давай, друг, еще чуть-чуть, долетим же, долетим! Вот, наконец, мы и на третьем развороте, вот и посадочная прямая. Дошли все-таки?

В этот миг — на высоте 1000 метров — самолет вдруг бессильно стал заваливаться вправо, в сторону города. Он сделал все, что мог и даже больше того. Но дальше лететь не мог. Он начал падать...

Летчики — пока еще был под машиной километр — изо всех сил пытались выравнивать самолет. Они знали, что машину уже не спасти, что надо прыгать. Но там, куда клонился ее нос — был город...

Земля, дома внизу приближались с неумолимой быстротой. И все-таки какие-то секунды, какие-то шансы у них еще были. Еще одна попытка, еще! Не машину было жалко — она была обречена, страшно было рухнуть на дома.

В этот отчаянный миг сработала сигнализация: "Пожар левого". Выключили и левый... В ответ безвольная, бессильная машина еще круче, еще стремительней пошла к земле. За безмолвно падающим самолетом тянулся длинный дымный шлейф. Пожар двигателей!.. Это самое страшное, что может быть в воздухе: в любую секунду может рвануть взрыв — и самолет, и летчики разлетаются в клочья. Спасение в такой отпетой ситуации только одно — пулей катапультироваться. Но как же катапультироваться, когда прямо по курсу — город?!

Ручка управления самолетом влево уже не отклонялась, застыв в нейтральном положении. Высота — падает... Неужели не отвернуть? Неужели — конец?

Изо всех сил летчики полностью отдают левую педаль: Боже, помоги же!

И чудо свершилось: самолет с трудом, словно бы нехотя, вышел из правого крена и стал крениться, на левое крыло! Он отвернул от города!

Рывок рычага сброса фонаря — и мгновенно уходят стеклянные колпаки кабин. Рывок "держек" — и катапульты с грохотом выстреливают пилотов в голубую бездну над Краснодаром... Еще миг — и мощный взрыв потряс окрестности...

— 394-й! Наблюдаю две парашюта. Катапультировались оба, — летчик с того самого СУ-24, которого наши летчики видали в зоне, кричал теперь об этом в эфире на всю Вселенную, кричал счастливо, не скрывая чувства радости за собратьев. — Самолет упал в поле! Два парашюта!

— Понял! Спасибо! — отозвался аэродром.

Самолет СУ-25УБ бортовой номер 80 совершил 625 взлетов и только 624 посадки, 625-ю совершить ему было не суждено. Самолет упал в 200-х метрах от города и в 3-х метрах(!) от линии электропередач.

...Даже потом, когда все улеглось, когда в спокойной обстановке взыскательно анализировалась каждая секунда того полета, невозможно было без волнения прослушивать записанный на магнитофонную ленту радиообмен экипажа с землей.

10 час. 36 мин. 55 сек.

Экипаж: - 360-й. "Пожар, правого" горит.

Руководитель полетов: — Понял. Выключайте правый.

10 час. 37 мин. 40 сек.

Экипаж: - 360-и. Правый выключил, захожу визуально, мой остаток 1800.

10 час. 38 мин. 10 сек.

Экипаж: - Пожар правого, левого...

Руководитель полетов: 360-й, я "Вага-старт", катапультируйтесь!

10 час. 38 мин. 20 сек.

Руководитель полетов: — 360-й, отверните от города, катапультируйтесь!

Экипаж: — Пытаюсь отвернуть, сейчас...

10 час. 38 мин. 25 сек.

Руководитель полетов:— 360-й, катапультируйтесь, катапультируйтесь!

10 час. 38 мин. 30 сек.

Самолет столкнулся с землей.

Всего минуту отвела судьба пилотам на подвиг и всего пять(!) секунд — на свое спасение. Они свершили первое и успели совершить второе. "А город подумал..." Ничего он не подумал! Он просто вздрогнул от взрыва и тут же все забыл. Город даже не понял, что несколько мгновений назад он был спасен двумя пилотами от гибели. Он, город, даже никогда не узнает имен двух рыцарей пятого океана: ни через день, ни через неделю, ни одна газета не написала об аварии и мужестве летчиков ни слова.

Может, родное начальство воздало должное своим героям? Нет, и здесь все было тихо: подумаешь, подвиг, на то они и военные летчики, машину вот потеряли, это неприятность, да...

На то они и военные летчики... Да, повседневный риск, повседневный экзамен на мужество — это в авиации рутина: полетов без риска не бывает.

Доподлинно знаю я одно: Воронову и Юртаеву долго еще было несладко. Как это и положено в авиации, их после происшествия засадили за бумаги: рапорта, объяснительные, справки, выписки... Изнуряющий душу бумажный марафон. Затем — углубленное медицинское обследование и извечный немой вопрос в глазах: "Буду летать?"

Такова она, "сладкая" летчицкая доля...